Уродка: и аз воздам - Геннадий Петрович Авласенко
Точнее, прямо к лежащей у моих ног девушке…
– Мама! – прошептала девушка, с ужасом глядя на отрубленную голову. – Мамочка!
И тут что-то произошло со мной, какое-то затмение, что ли…
И опомнилась я после того только, когда увидела, как распадается надвое тело стоящего на крыльце и всё ещё продолжающего истошно вопить урода. Впрочем, после того, как лазерный луч хлестнул наискосок по туловищу, он уже не вопил…
Зато восторженно завопили уроды, чуть ранее обезоруженные мною.
– Дева отправила Зипа в царство вечного блаженства! – упав передо мной на колени, вопили они хором. – Отправь же и нас туда, о, святая премудрая дева!
Они вопили, а я стояла и лишь молча взирала на них. Именно на них, а не на обезумевшую от горя девушку у своих ног, которая покрывала отрубленную голову матери торопливыми короткими поцелуями и что-то шептала ей на ухо, ласковое что-то и совершенно даже невнятное.
Скафандр объяснил мне, что происходит, в конце концов, с людьми, принявшими крысиный препарат. Но забыл почему-то добавить, что неизбежной смерти должно предшествовать ещё и период такого же неизбежного безумия.
К счастью, довольно короткий период, ибо уроды, один за другим, уже свалились навзничь и ползали теперь совершенно беспорядочно по земле, И грызли зубами эту сухую твёрдую землю… а ещё собственные пальцы грызли, корчась и извиваясь при этом в последних мучительных судорогах. Потом они постепенно затихли. Все трое…
И лишь что-то ласковое и совершенно невнятное продолжала лепетать на ухо отрубленной голове матери, лежащая у самых моих ног девушка. Потом она поднялась и, даже не взглянув в мою сторону, медленно двинулась по направлению к дому. Голову матери она взяла с собой и несла её теперь, крепко прижимая к обнажённой груди.
И всё шептала, шептала ей что-то…
Девушка уходила, а я просто смотрела вслед, не решаясь окликнуть. Да и что я, собственно, могла ей предложить теперь, чем утешить?
Ничего и ничем! Я даже остаться с ней не могла, чтобы хоть каким-то образом защитить, помочь… а уж, тем более, с собой позвать. Некуда мне было её звать… ничего у меня теперь не осталось из прошлого. Даже подземного того убежища…
И потому, как только за несчастной девушкой захлопнулась дверь, я даже вздохнула. С каким-то облегчением, что ли…
И поспешила покинуть жуткое это место.
Тем более, что, хоть несколько запоздало, но узнала его…
Именно из этой калитки выбежала когда-то женщина, защитившая нас с подружкой от злых поселковых мальчишек. И именно в этот дом она нас потом завела, чтобы перебинтовать мне разбитую голову….
Впрочем, жутких мест в посёлке сегодня хватало с избытком. Каждый двор, каждый дом поселковый был сегодня именно таким жутким местом…
Раздумывая над всем этим, я совершенно запамятовала про Алекса, а ведь он всё то, что только что произошло во дворе, ежели и не мог разглядеть, то, конечно же, очень хорошо мог расслышать. И, разумеется, всё сразу же правильно уразумел, ибо был необычайно смышлёным и не по годам развитым пацанёнком…
И как только мы вновь оказались на улице…
– Выпусти меня! – закричал Алекс, вновь забарабанив обеими кулачками по внутренней стороне ранца. – Выпусти сейчас же, слышишь?!
И я послушалась. Хоть, возможно, и не надо было мне этого делать…
Глава 14
Заключительная
Инспектор умирал…
Да он и сам знал, что умирает, но это нисколечко его почему-то не страшило.
После того, как погиб весь посёлок, погиб поистине ужасной смертью… какое право имел он, именно он, отвечавший за безопасность вверенного ему поселения… какое имел он право оставаться в живых?!
Один из всех!
А ведь поступали же сигналы от осведомителей о подозрительно возросшей активности крыс, об участившихся их перемещениях из одной орды в другую. А также о почти полном прекращении в последнее время жестоких и кровавых внутренних разборок между отдельными крысиными кланами…
И главное: о неожиданном возвышении одной из крыс-лекарек, превратившейся в одночасье в некую могущественную и всевластную «вершительницу судеб».
Неясные были сигналы, весьма и весьма противоречивые и, на первый взгляд, совершенная даже дезинформация… но всё равно нужно было к сигналам этим хоть как-то прислушаться, внутренне насторожиться хотя бы…
Но он, всё внимание сосредоточив на поимке (или ликвидации) сбежавшей уродки по имени Виктория, совершенно упустил из виду крыс. Имелись, правда, кое-какие опасения, что уродка эта настолько спелась с крысами, что может возглавить их очередной набег на посёлок…
Именно, кое-какие опасения, и не более того…
И вот как оно на самом деле повернулось!
Больно было даже пошевелиться, но инспектор, превозмогая боль, повернул голову чуть вправо. Там, на измятой окровавленной лужайке бурыми холмиками возвышались среди зелени трав неподвижные крысиные тела. Шесть или семь… отсюда нельзя было сосчитать точно…
И несколько мёртвых крыс слева. Всего – более десятка…
Инспектору повезло в том, что ни у одной из этих крыс не оказалось духовой трубки, и сражались они с ним по старинке: копьями да топориками. А него был меч со щитом, да ещё защитные доспехи…
Но он был один, а крыс много…
И, в конце концов, они победили…
И даже не стали добивать своего поверженного противника. Просто ринулись, пронзительно вереща, в дверь собора, где пытались укрыться от этой неожиданной напасти последние уцелевшие ещё женщины и дети. И, истекающему кровью инспектору хорошо были слышны предсмертные, полные ужаса и страданий крики женщин и отчаянные детские вопли. И тех, кого убивали, и тех, самых маленьких, кого уносили живыми в полную неизвестность…
Что ж, хоть в этом крысы оказались милосерднее уродов, которые, ворвавшись-таки в посёлок, принялись истреблять всех подряд, не щадя даже грудных младенцев. Или всё же более милосердными были именно уроды, ибо неизвестно ещё на какие муки обречены в дальнейшем похищаемые крысами дети?
Кстати, сразу же за оградой валялись тела трёх уродов. Из тех, что напали на посёлок. Причём, двух из них убили сами крысы. Даже не убили, а просто прикончили…
А перед этим уроды медленно брели вдоль улицы, пьяно шатаясь и бормоча себе под нос что-то отрывочное и совершенно даже бессвязное. Оружие у них не было никакого… а потом двое уродов с визгливым хохотом повалили третьего в дорожную пыль и принялись, кажется, его душить или кусать. Отсюда плохо было видно, что же там конкретно между ними происходило: но тот, которого истязали, тоже весело хохотал во всю глотку, аж пока не начал хрипеть предсмертно. А двое
